Неточные совпадения
Дарья же Александровна считала переезд в деревню на
лето необходимым для детей, в особенности для
девочки, которая не могла поправиться после скарлатины, и наконец, чтоб избавиться от мелких унижений, мелких долгов дровлнику, рыбнику, башмачнику, которые измучали ее.
Кому не скучно лицемерить,
Различно повторять одно,
Стараться важно в том уверить,
В чем все уверены давно,
Всё те же слышать возраженья,
Уничтожать предрассужденья,
Которых не было и нет
У
девочки в тринадцать
лет!
Кого не утомят угрозы,
Моленья, клятвы, мнимый страх,
Записки на шести листах,
Обманы, сплетни, кольцы, слезы,
Надзоры теток, матерей,
И дружба тяжкая мужей!
— Как ни говорите, а мальчик до двенадцати и даже до четырнадцати
лет все еще ребенок; вот
девочка — другое дело.
Осенью, на пятнадцатом
году жизни, Артур Грэй тайно покинул дом и проник за золотые ворота моря. Вскорости из порта Дубельт вышла в Марсель шкуна «Ансельм», увозя юнгу с маленькими руками и внешностью переодетой
девочки. Этот юнга был Грэй, обладатель изящного саквояжа, тонких, как перчатка, лакированных сапожков и батистового белья с вытканными коронами.
— Когда так, извольте послушать. — И Хин рассказал Грэю о том, как
лет семь назад
девочка говорила на берегу моря с собирателем песен. Разумеется, эта история с тех пор, как нищий утвердил ее бытие в том же трактире, приняла очертания грубой и плоской сплетни, но сущность оставалась нетронутой. — С тех пор так ее и зовут, — сказал Меннерс, — зовут ее Ассоль Корабельная.
Накануне того дня и через семь
лет после того, как Эгль, собиратель песен, рассказал
девочке на берегу моря сказку о корабле с Алыми Парусами, Ассоль в одно из своих еженедельных посещений игрушечной лавки вернулась домой расстроенная, с печальным лицом.
В лице ее, да и во всей ее фигуре, была сверх того одна особенная характерная черта: несмотря на свои восемнадцать
лет, она казалась почти еще
девочкой, гораздо моложе своих
лет, совсем почти ребенком, и это иногда даже смешно проявлялось в некоторых ее движениях.
Дочь вышла замуж и не навещает, а на руках два маленькие племянника (своих-то мало), да взяли, не кончив курса, из гимназии
девочку, дочь свою последнюю, через месяц только что шестнадцать
лет минет, значит, через месяц ее и выдать можно.
Самая маленькая
девочка,
лет шести, спала на полу, как-то сидя, скорчившись и уткнув голову в диван.
Старшая
девочка,
лет девяти, высокенькая и тоненькая, как спичка, в одной худенькой и разодранной всюду рубашке и в накинутом на голые плечи ветхом драдедамовом бурнусике, сшитом ей, вероятно, два
года назад, потому что он не доходил теперь и до колен, стояла в углу подле маленького брата, обхватив его шею своею длинною, высохшею как спичка рукой.
— Философствовал, писал сочинение «История и судьба», — очень сумбурно и мрачно писал. Прошлым
летом жил у него эдакий… куроед, Томилин, питался только цыплятами и овощами. Такое толстое, злое, самовлюбленное животное. Пробовал изнасиловать девчонку, дочь кухарки, — умная
девочка, между прочим, и, кажется, дочь этого, Турчанинова. Старик прогнал Томилина со скандалом. Томилин — тоже философствовал.
— Это — не вышло. У нее, то есть у жены, оказалось множество родственников, дядья — помещики, братья — чиновники, либералы, но и то потому, что сепаратисты, а я представитель угнетающей народности, так они на меня… как шмели, гудят, гудят! Ну и она тоже. В общем она — славная. Первое время даже грустные письма писала мне в Томск. Все-таки я почти три
года жил с ней. Да. Ребят — жалко. У нее — мальчик и
девочка, отличнейшие! Мальчугану теперь — пятнадцать, а Юле — уже семнадцать. Они со мной жили дружно…
Голос у нее бедный, двухтоновой, Климу казалось, что он качается только между нот фа и соль. И вместе с матерью своей Клим находил, что
девочка знает много лишнего для своих
лет.
Она вспомнила предсказания Штольца: он часто говорил ей, что она не начинала еще жить, и она иногда обижалась, зачем он считает ее за
девочку, тогда как ей двадцать
лет. А теперь она поняла, что он был прав, что она только что начала жить.
Были еще две княжны,
девочки одиннадцати и двенадцати
лет, высокенькие, стройные, нарядно одетые, ни с кем не говорившие, никому не кланявшиеся и боявшиеся мужиков.
— Нет, двое детей со мной, от покойного мужа: мальчик по восьмому
году да
девочка по шестому, — довольно словоохотливо начала хозяйка, и лицо у ней стало поживее, — еще бабушка наша, больная, еле ходит, и то в церковь только; прежде на рынок ходила с Акулиной, а теперь с Николы перестала: ноги стали отекать. И в церкви-то все больше сидит на ступеньке. Вот и только. Иной раз золовка приходит погостить да Михей Андреич.
Марфенька, напротив, беленькая, красненькая и пухленькая
девочка по пятому
году. Она часто капризничает и плачет, но не долго: сейчас же, с невысохшими глазами, уже визжит и смеется.
Райский немного смутился и поглядывал на Леонтья, что он, а он ничего. Потом он, не скрывая удивления, поглядел на нее, и удивление его возросло, когда он увидел, что
годы так пощадили ее: в тридцать с небольшим
лет она казалась если уже не прежней
девочкой, то только разве расцветшей, развившейся и прекрасно сложившейся физически женщиной.
Она, как тень, неслышно «домовничает» в своем уголку, перебирая спицы чулка. Перед ней, через сосновый крашеный стол, на высоком деревянном табурете сидела
девочка от восьми до десяти
лет и тоже вязала чулок, держа его высоко, так что спицы поминутно высовывались выше головы.
Оно все состояло из небольшой земли, лежащей вплоть у города, от которого отделялось полем и слободой близ Волги, из пятидесяти душ крестьян, да из двух домов — одного каменного, оставленного и запущенного, и другого деревянного домика, выстроенного его отцом, и в этом-то домике и жила Татьяна Марковна с двумя, тоже двоюродными, внучками-сиротами,
девочками по седьмому и шестому
году, оставленными ей двоюродной племянницей, которую она любила, как дочь.
Однако сделалось по-моему: на том же дворе, но в другом флигеле, жил очень бедный столяр, человек уже пожилой и пивший; но у жены его, очень еще не старой и очень здоровой бабы, только что помер грудной ребеночек и, главное, единственный, родившийся после восьми
лет бесплодного брака, тоже
девочка и, по странному счастью, тоже Ариночка.
Только одна
девочка,
лет тринадцати и, сверх ожидания, хорошенькая, вышла из сада на дорогу и смело, с любопытством, во все глаза смотрела на нас, как смотрят бойкие дети.
Из дверей выглянула его дочь,
лет одиннадцати, хорошенькая
девочка, совершенно русская.
Так закончил свое чтение длинного обвинительного акта секретарь и, сложив листы, сел на свое место, оправляя обеими руками длинные волосы. Все вздохнули облегченно с приятным сознанием того, что теперь началось исследование, и сейчас всё выяснится, и справедливость будет удовлетворена. Один Нехлюдов не испытывал этого чувства: он весь был поглощен ужасом перед тем, что могла сделать та Маслова, которую он знал невинной и прелестной
девочкой 10
лет тому назад.
— Что ж, это можно, — сказал смотритель. — Ну, ты чего, — обратился он к
девочке пяти или шести
лет, пришедшей в комнату, и, поворотив голову так, чтобы не спускать глаз с Нехлюдова, направлявшейся к отцу. — Вот и упадешь, — сказал смотритель, улыбаясь на то, как
девочка, не глядя перед собой, зацепилась зa коврик и подбежала к отцу.
Ребенку было три
года, когда мать ее заболела и умерла. Бабка-скотница тяготилась внучкой, и тогда старые барышни взяли
девочку к себе. Черноглазая
девочка вышла необыкновенно живая и миленькая, и старые барышни утешались ею.
Но Иван Яковлич так и остался при блестящих надеждах, не сделав никакой карьеры, хотя менял род службы раз десять, Агриппина Филипьевна дарила мужа исправно через каждый
год то
девочкой, то мальчиком.
— Я?.. О да… Зося для меня была дороже жизни. До двенадцати
лет я любил ее как
девочку, а потом как женщину… Если бы я мог вернуть ее… Она погибнет, погибнет…
— А я так не скажу этого, — заговорил доктор мягким грудным голосом, пытливо рассматривая Привалова. — И не мудрено: вы из мальчика превратились в взрослого, а я только поседел. Кажется, давно ли все это было, когда вы с Константином Васильичем были детьми, а Надежда Васильевна крошечной
девочкой, — между тем пробежало целых пятнадцать
лет, и нам, старикам, остается только уступить свое место молодому поколению.
Правда, прошло уже четыре
года с тех пор, как старик привез в этот дом из губернского города восемнадцатилетнюю
девочку, робкую, застенчивую, тоненькую, худенькую, задумчивую и грустную, и с тех пор много утекло воды.
Настя, старшая
девочка, восьми уже
лет, умела читать, а младший пузырь, семилетний мальчик Костя, очень любил слушать, когда Настя ему читает.
Биографию этой
девочки знали, впрочем, у нас в городе мало и сбивчиво; не узнали больше и в последнее время, и это даже тогда, когда уже очень многие стали интересоваться такою «раскрасавицей», в какую превратилась в четыре
года Аграфена Александровна.
— Что ты, подожди оплакивать, — улыбнулся старец, положив правую руку свою на его голову, — видишь, сижу и беседую, может, и двадцать
лет еще проживу, как пожелала мне вчера та добрая, милая, из Вышегорья, с
девочкой Лизаветой на руках. Помяни, Господи, и мать, и
девочку Лизавету! (Он перекрестился.) Порфирий, дар-то ее снес, куда я сказал?
В одной из них жила старуха с внучатами: мальчиком девяти и
девочкой семи
лет.
Я обернулся и увидел маленькую крестьянскую
девочку,
лет восьми, в синем сарафанчике, с клетчатым платком на голове и плетеным кузовком на загорелой голенькой руке.
«Сичас, сичас!» — раздался тоненький голосок, послышался топот босых ног, засов заскрипел, и
девочка,
лет двенадцати, в рубашонке, подпоясанная покромкой, с фонарем в руке, показалась на пороге.
А теперь опасность была больше, чем тогда: в эти три
года Вера Павловна, конечно, много развилась нравственно; тогда она была наполовину еще ребенок, теперь уже не то; чувство, ею внушаемое, уже не могло походить на шутливую привязанность к
девочке, которую любишь и над которой улыбаешься в одно и то же время.
После нескольких колебаний определили считать за брата или сестру до 8
лет четвертую часть расходов взрослой девицы, потом содержание
девочки до 12
лет считалось за третью долю, с 12 — за половину содержания сестры ее, с 13
лет девочки поступали в ученицы в мастерскую, если не пристраивались иначе, и положено было, что с 16
лет они становятся полными участницами компании, если будут признаны выучившимися хорошо шить.
Когда Верочке было десять
лет,
девочка, шедшая с матерью на Толкучий рынок, получила при повороте из Гороховой в Садовую неожиданный подзатыльник, с замечанием: «глазеешь на церковь, дура, а лба-то что не перекрестишь? Чать, видишь, все добрые люди крестятся!»
И я не увидел их более — я не увидел Аси. Темные слухи доходили до меня о нем, но она навсегда для меня исчезла. Я даже не знаю, жива ли она. Однажды, несколько
лет спустя, я мельком увидал за границей, в вагоне железной дороги, женщину, лицо которой живо напомнило мне незабвенные черты… но я, вероятно, был обманут случайным сходством. Ася осталась в моей памяти той самой
девочкой, какою я знавал ее в лучшую пору моей жизни, какою я ее видел в последний раз, наклоненной на спинку низкого деревянного стула.
Ребенок не привыкал и через
год был столько же чужд, как в первый день, и еще печальнее. Сама княгиня удивлялась его «сериозности» и иной раз, видя, как она часы целые уныло сидит за маленькими пяльцами, говорила ей: «Что ты не порезвишься, не пробежишь»,
девочка улыбалась, краснела, благодарила, но оставалась на своем месте.
Сначала бедную
девочку ничему не учили под предлогом, что раннее учение бесполезно; потом, то есть
года через три или четыре, наскучив замечаниями Сенатора и даже посторонних, княгиня решилась устроить учение, имея в виду наименьшую трату денег.
Девочка, увлеченная страстями, исчезла, — и перед вами Теруань де Мерикур, красавица-трибун, потрясающая народные массы, княгиня Дашкова восемнадцати
лет, верхом, с саблей в руках среди крамольной толпы солдат.
Тут уж как-то завелась переписка с консисторией, и поп, наследник того, который под хмельком целомудренно не разбирал плотских различий, выступил на сцену, и дело длилось
годы, и чуть ли
девочку не оставили в подозрении мужеского пола.
Отец этого предполагаемого Василья пишет в своей просьбе губернатору, что
лет пятнадцать тому назад у него родилась дочь, которую он хотел назвать Василисой, но что священник, быв «под хмельком», окрестил
девочку Васильем и так внес в метрику.
Впрочем, отпускали исключительно
девочек, так как увольнение мальчика (будущего тяглеца) считалось убыточным; девка же, и по достижении совершенных
лет, продавалась на вывод не дороже пятидесяти рублей ассигнациями.
Через два
года после свадьбы у нее родилась
девочка, которая через неделю умерла, оставив глубокий рубец в ее еще детском сердце.
Помню, когда мне было
лет семь или восемь, в пансионе пани Окрашевской училась со мной
девочка, дочь местного кондитера.
Одна из дочерей была еще подросток, тринадцати
лет, совсем
девочка, ходившая в коротких платьях и игравшая в куклы.
Когда я поднялся в это утро, все обычное и повседневное представлялось мне странно чужим, и мне все казалось, что хотя теперь не зима, а
лето, но я все же могу еще что-то исправить и что-то сделать, чтобы разыскать
девочку, таким беспомощным, одиноким пятнышком рисовавшуюся на снегу в незнакомом мне пустыре.